Руины храма расцветают ночью

Два человека были укрыты прозрачной вуалью ночного португальского города с извилистыми улочками, пропахшими смесью рыбы, чеснока, увядающих цветов и тёплой воды.

Мужчины сидели за одним столиком в кабаке, обманчиво уютном и до нелепости экстравагантном: женщины в нелепых ярких нарядах небрежно курили, ритмы танго то и дело вызывали на «дуэль» убаюканных вином посетителей. Всё это было лишь декорациями для истории, расказанной Эрихом Марией Ремарком в книге «Ночь в Лиссабоне».

Действие разворачивается во времени, которое так часто выбирал Ремарк, — 40-е годы ХХ столетия, выбросившие на свет «потерянное» поколение людей, чьи судьбы были разрушены фашистской машинойубийцей. Один из героев, эмигрант Шварц, потерявший надежду в лице любимой женщины, исповедуется такому же, как и он, изгнаннику, незнакомцу, от имени которого написан роман. Ночь скрывает лица, но обнажает души — мысли, как огонь, рвутся наружу. Засыпаешь их песком и пеплом — они остывают, но лишь на время. Возможность высказаться, очистить душу, просто быть услышанным — путь к спасению. «В эту ночь я не хотел бы оставаться один. Мне обязательно нужно кому-нибудь рассказать.

Всё повторится ещё раз, пока я буду говорить. И, может быть, я пойму. И, может быть, оно останется», — исповедуется Шварц, обещая взамен товарищу по несчастью бесценный дар — новые паспорта и два билета на корабль, отплывающий в Америку, — эдакий Ноев ковчег для эмигрантов, желающих вырваться из лап нацистского чудовища. Ремарк сравнивает войну с потопом, охватившим страны Европы. Но, несмотря на безумную грусть, боль, роман полон жизни, «резкий свет обнаженных электрических огней» бросается в глаза и учит видеть и ценить каждое мгновение земного существования. Поток воспоминаний Шварца складывается в печальный и тревожный, романтический и нежный рассказ о любви, бегстве, отчаянии и смерти, объединённых страстным желанием спастись. «Окна гостиницы, обнажённое плечо, слова, сказанные шёпотом и продолжающие» в памяти «таинственную жизнь, свет над зелёными крышами, запах ночной реки, луна над серой каменной громадой собора и открытое, преданное лицо», — образы возникают в сознании читателя, забирая его в свой мир, без остатка. «Наша память — это не ларец из слоновой кости в пропитанном пылью музее. Это существо, которое живёт, пожирает и переваривает. Оно пожирает и себя, как легендарный феникс, чтобы мы могли жить, чтобы оно не разрушало нас самих», — утверждает в романе эмигрант.

Одинокий и маленький скиталец без имени, рождённый тонким писательским чутьём Ремарка, превращается в святого с огромной, как небо, душой. Абсурдно и смело: Шварц бежит из Германии как враг режима, оставляя там жену Елену, а потом плюёт опасности в лицо и возвращается, тайком перебираясь через границу. Он перестаёт быть диким зверем и вновь становится любящим человеком, который судорожно глотает воздух, словно каждый вдох — последний... Шварц ступает на родную землю, город Оснабрюк, который уже находился под властью фашистской идеологии, но ощущает, что всё осталось прежним: луга с бабочками и стрекозами, цветущие розы и лилии, «церковные колокольни, покрытые мягким зеленоватым налётом старины», река, отражающая небо, где он «ловил рыбу и грезил о приключениях в далеких странах». Почему же тогда герой чувствовал щемящую тоску? Люди стали другими — враждебными, отчуждёнными, слепыми.

Впрочем, это беда не только военного времени. Не зря говорят, что Ремарк актуален всегда. Встреча с возлюбленной превращается в совместный побег, напоминающий полёт на терпящем крушение лайнере, когда прекрасные пейзажи проносятся за окнами в последний раз… Отношения Шварца и Елены описаны Ремарком так, словно они оказались на полотне импрессионистов, — тонко, чувственно, крупными мазками, всеми оттенками, где есть близость и отчуждение, понимание и недосказанность. Любовь усиливается во сто крат — каждая минута может оказаться для них последней. Они похожи на подростков, вынужденных скрываться от деспотичных родителей в «дрожащем оазисе покоя и тишины, наполненном жужжанием пчёл

и золотистым светом позднего лета».

Счастливыми нужно быть сейчас, в это мгновение, а не потом, иначе может быть поздно — вот о чём кричит каждая строчка романа! Шварц в разговоре с приятелем вспоминает всё до мелочей: «Золотистую корочку хлеба и надтреснутые чашки для кофе» во французском ресторанчике, где они с женой обедали, крохотную деревушку, которая «как ласточкино гнездо прилепилась на склонах гор над озером», где супруги провели безмятежное лето, съёмную квартиру в Париже с видом на собор Парижской Богоматери. Это было время удивительной нежности и грусти: «С утра до вечера мы были вместе и не разлучались неделями. Время шумело где-то в стороне, наполненное специальными выпусками газет, тревожными сообщениями, чрезвычайными заседаниями».

Благодаря жене Шварц «из крота, пробиравшегося без паспорта через границы, сделался вдруг птицей», не знающей преград. Елена же осталась несколько замкнутой. Она болела и не признавалась в этом. Всегда приносила в его жизнь свет — вместе с ароматом булочек в затхлой тюрьме, беспокойным дыханием во время сна, дивными нарядами в заброшенном замке. «Здесь пахнет солдатскими сапогами и террором. Пусть сюда войдёт август. Откроем окна настежь и уйдем», — говорила она.

Мария ВОЙТИК

Опубликовано в газете "Літаратура і мастацтва"